Инициация, смена внешности и т.п.

Небывалый размах социальных изменений в стране, стремительная экономическая, политическая, социальная и идеологическая переориентация России привела к духовному кризису в обществе. Девальвация высших ценностей « развитого социализма», утрата смысла жизни, системный кризис в стране, потеря ориентиров относительно иерархии ценностей порождает порою нравственный беспредел, определяют инволюционный путь развития личности, определяющийся с одной стороны психопатологическими расстройствами и нарушением адаптации к жизни в обществе, с другой - утомленностью современного человек а всем тем, что относится к духовности, и эта утомленность, возможно, является сущностью того нигилизма, который так часто упоминался и так редко был определяем, и невозможностью выйти на более высокий уровень существования индивида» [1, 67].

Традиционные религиозные конфессии в силу своей ослабленности десятилетиями гонений и опустошений не могут в должной мере заполнить образовавшийся духовный вакуум, и в ряде случаев представители этих конфессий не готовы к индивидуальному духовному общению.

В таких условиях психологическая наука закономерно обращается к поиску и обоснованию идей исследования, которые бы концептуально вбирали в себя все сущностное о человеке, о его духовно-нравственном мире, а также все то, что окружает и творит его. В отношении духовных проблем психология психотерапия в ее старых рамках оказывается неадекватной. Она не только неадекватна, но и некомпетентна - в том смысле, что эти проблемы не относятся к ее сфере. Верно, что Фрейд однажды заметил в беседе: «Человечество всегда знало, что оно обладает духом; моей задачей было показать, что оно имеет также инстинкты». Мы полагаем, что человечество за последние годы продемонстрировало свои инстинкты, драйвы. Сегодня представляется более важным напомнить человеку, что у него имеется дух, что он – духовное существо. Каждая школа психотерапии имеет свое представление о человеке, хотя это представление не всегда ясно осознается. Наша задача - сделать его осознаваемым. Нам, так многому научившимся у Фрейда, вряд ли требуется объяснять, сколь опасным может быть бессознательное. Мы должны сделать эксплицитным имплицитное представление о человеке в психологии. Потому что представление психолога о человеке при определенных обстоятельствах может усиливать невроз пациента, может быть совершенно нигилистическим.

Современная психология и психотерапия не располагают достаточными возможностями для того, чтобы заниматься психической реальностью в ее целостности. В наибольшей степени эта недостаточность связана с некомпетентностью в плане обращения с духовной реальностью в ее собственном, самостоятельном контексте.

«Вся проблема обусловливается обманчивостью психологизма именно так мы называем псевдонаучную процедуру, которая стремится анализировать каждый акт на предмет его психического происхождения и на основании этого оценивать, валидно или невалидно его содержание. Такой подход осужден на неудачу изначально. Было бы философским дилетантизмом, например, исключать существование божественного существа на том основании, что идея Бога возникла из страха примитивного человека перед могущественными природными силами. Равным образом было бы неправильным оценивать произведение искусства исходя из факта, что художник создавал его, скажем, в психотической фазе его жизни. Нельзя допускать, чтобы индивидуальное или социальное злоупотребление затемняло наш взгляд на само произведение. Отрицать валидность и ценность художественного творения или религиозного переживания просто потому, что они были использованы индивидом для его собственных невротических целей или культурой для ее собственных декадентских целей, значило бы выплескивать из таза ребенка вместе с водой» [2, 75].

Все это не означает отрицания того, что идеи обусловливаются психологически, биологически и социологически. «Обусловлены», но не «детерминированы».

Этому положению вещей должна противодействовать создание и конструирование духовно-психологической парадигмы личности и разработка таких психотехнологий регулирования духовными процессами, которые бы брали начало от сути человека и осуществлялись во имя действительного развития человека и его потенциальных возможностей в той или иной сфере деятельности человека.

Три фактора характеризуют человеческое существование как таковое: духовность человека, его ответственность, его свобода.

Духовность человека - это вещь в себе. Она не может быть объяснена чем-то внедуховным; она не сводима к чему-либо. Она может быть обусловлена чем-то, не будучи этим детерминированной. В норме телесные функции могут влиять на развитие духовной жизни, но не могут детерминировать или продуцировать ее[1, 25].

Франкл считал, что психотерапия как таковая выходит за границы своей компетенции в трактовке философско-духовных вопросов. Поэтому, необходимо дополнить психотерапию новой процедурой. В области философии психологизм был преодолен критическими методами феноменологии; в области психотерапии психологизм должен быть теперь преодолен с помощью таких методов, которые учитывали бы весь арсенал накопленного опыта, а также сочетали традиции и новации в их преломлении для дня сегодняшнего, метода, который мог бы дополнить психотерапию для проработки проблем, связанных с духовной сферой человека[3, 189].

Вспомним ситуацию, которая уже много столетий очерчивает проблему взаимосвязи научной психологии и практических психологических знаний в европейской культуре (эту ситуацию часто приводит в пример М. К. Мамардашвили). Известно, что Декарт - великий философ и один из основателей европейской науки, европейского рационализма - считал, что такой науки как психология нет, и быть не может. Наше знание о душе имеет принципиально вненаучную природу и не может стать предметом теоретического научного мышления. Источником этого знания, по Декарту, является практический опыт; мы набираем его, «вращаясь в свете» путешествуя и т.д. Другой великий мыслитель - Кант, считал, что научная психология либо невозможна, либо неинтересна, бессодержательна. Такая психология способна выражать столь ничтожную часть человеческого опыта, что не имеет никакой практической пользы. Опуская множество менее известных имен, напомним позицию З. Фрейда, который утверждал, что психоанализу невозможно научиться: настоящий психоаналитик столь же редок, как настоящий художник, ученый и т.д. Чтобы поставить на этом точку, приведем свидетельство Э. Берне, известного современного психолога, основателя трансакционного анализа. Он писал, что практические психологические знания пятилетнего ребенка намного превышают теоретические познания профессора психологии. Область научной психологии мало еще, что может дать в плане принципиальных ключевых проблем, стоящих перед человеком: проблемы пути совершенствования, само изменения, осмысления мира и своего места в нем. Эта диспропорция принципиальна, и связана с основополагающими установлениями европейской науки, в том виде как мы ее знаем и развиваем сегодня.

Поясняя ситуацию, М. К. Мамардашвили приводит следующий пример. Декарт, осмысляя фундаментальное отличие наук о природе от знания души, проводил это различение в контексте разграничения двух субстанций: протяженной и мыслящей. Он говорил, что языки описания этих субстанций принципиально взаимно непереводимы, и не допускают взаимно однозначного соответствия. Как следствие, в рамках классической науки мы можем иметь научные знания о мире природы ценой научного незнания о мире психической жизни: нельзя сперва ввести сознание в основания научного метода, а затем с помощью этого метода изучать само сознание. Разделение «протяженного» и «мыслящего» ставит запрет на переводимость языков их описания. Теперь мы должны описывать целостные феномены человеческой жизни как два ряда параллельных процессов, не имея возможности и формального права говорить об их связи: с одной стороны физико-химических процессов на языке классической науки, с другой - процессов внутренних переживаний на языке символическом. Разумеется, глубинной основой этой ситуации является традиционный для европейской культуры дуализм тела (плоти) и сознания (духа), который, в свою очередь, имеет еще более глубокие корни. Однако особый, принципиально ненаучный статус психотехника получает, начиная с Декарта. Классический рационализм отсекает то, что мы можем знать только практически, оттого, что мы можем знать и научно. Психотехника получила принципиально ненаучный статус. Огромная область человеческой жизни по неумолимым онтологическим законам выпала из сферы научного охвата. Итак, трудность выражения, экспликации психотехнических тем вплотную связана с целостным, невербальным, гештальтным характером нашего опыта. Чтобы постичь их, нужно самому перейти в другое, целостное состояние, иную модальность восприятия мира и себя в мире. Представляется допустимым, что, с точки зрения природы действующих психологических сил, их стихийное и неконтролируемое проявление, а также деятельность под влиянием таких энергий могут быть разрушительны для окружающей социальной среды. Здесь интересно упомянуть мнение Арнольда Ван Геннепа, Маргарет Мид, Мирча Элиаде и других выдающихся антропологов, согласно которому отсутствие обрядов перехода, возможно, способствует усилению социальной психопатологи, наблюдаемой в современном обществе. Многие импульсы, изначально разрушительного и асоциального характера, вместо того, чтобы разряжаться в санкционированном обществом порядке - через безопасный и структурированный сакральный контекст, - незаметно пронизывают нашу повседневную жизнь и проявляют себя в ряде личных и общественных проблем.

Человек, стремясь к совершенству, руководствуется идеалами совершенства, которые организованы как смыслонасыщенные гештальты, одновременно несущие психобиофизические программы и находящиеся в резонансе с тем, что мы называем духовностью.

Мы считаем, что для этих же целей можно использовать различные направления и способы духовного развития и произвольность их выбора должна быть в большей степени детерминирована жизненно-смысловой и духовной ориентацией как самого психолога, так и клиента. Другими словами, текстово-смысловое пространство в описании картины мира должны совпадать. Объективная духовность есть бессмысленное словосочетание. Духовность всегда «субъективная», она лежит вне объективации. Рост духовности в человеке не есть закономерный эволюционный процесс. Духовность есть задача, поставленная перед человеком в отношении к жизни[1,87]. Поэтому, нам представляется некорректным, разделять функции терапевта и духовного наставника, то есть человека, прошедшего определенный путь духовного развития и транслирующего в процессе работы определенную духовную позицию, которая проходит через все составляющие работы с клиентом.

В психологии и философии существует большое количество концепций и определений духовности и духовного самораскрытия человека. Описание и анализ данных концепций не входит в нашу задачу. Нам кажется наиболее верным определение, данное Козловым В. В., в котором духовное самораскрытие-это движение индивида к расширенному, более полноценному способу бытия, включающему в себя повышение уровня эмоционального и психосоматического здоровья, увеличение степени свободы выбора и ответственности, чувство более глубокой связи с другими людьми, природой и всем космосом. Важной частью этого развития является рост осознания духовного измерения - как в собственной жизни, так и в мире в целом[3,277].

Есть также потребность не только в доступе к духовному опыту человека, но и в дальнейшем накоплении его. Духовный аспект жизни человека влияет на его дальнейшее развитие и изменение личностных психологических характеристик.

Таким образом, использование психотехнологий , включающих в себя богатый опыт духовного становления и развития, присущий различным духовным традициям предыдущих поколений, на наш взгляд, является социально и психологически необходимым. Применение религиозно – духовных практик направлено на актуализацию внутренних ресурсов человека и потенциала развития высшего – Я. Одним из возможных доступов к этому опыту являются инициатические практики как возможность разрушения прежней идентичности и перехода психологического развития человека на новый уровень, освящения мирской жизни, проживания духовного самораскрытия.

Мифология, являющаяся хранилищем сакральной истории культуры, также указывает на непосредственное значение и универсальный характер опыта смерти и возрождения. Многие древние и современные культуры обладают живописными историями, рассказывающими о героях, спускавшихся в мир мертвых и преодолев немыслимые препоны, вернувшихся на землю наделенные сверхъестественными способностями. Столь же часты упоминания о богах, полубогах или героях, умерших или убитых, а затем возвращенных к жизни для новой роли, омоложенными или ставшими бессмертными вследствие переживания уничтожения Во многих частях света эти мифологические темы явились концептуальной основой для священных мистерий, в ходе которых неофиты испытывают в ритуализированной форме смерть и возрождение. Вавилонские и ассирийские обряды, связанные с Таммузом и Иштар, вращаются вокруг одной из самых ранних аллегорий умирающего бога, относясь, возможно, к 4000 году до н.э. Миф, лежащий в основе ритуального действа, - это история Матери Богини Иштар и ее нисхождения в подземный мир в поисках священного эликсира, который единственный мог бы вернуть к жизни ее мертвого сына и мужа Таммуза. Она сама была заключена в дом мрака хтонической богиней Эрешнигаль, царицей подземного мира, и подверглась различным заболеваниям. В отместку она, будучи богиней плодородия, остановила созревание урожая и всякий рост на земле. В конце концов, благодаря вмешательству других богов, напуганных произошедшим, Иштар была исцелена с помощью живой воды и вызволена из подземного мира. Согласно эзотерическому толкованию, миф об Иштар представляет собой заключение сознания в материю и его освобождение путем животворного и освобождающего действия тайного учения. В храмах Исиды и Осириса в Древнем Египте кандидат в посвященные под руководством иерофантов проходил через ряд тяжелых испытаний с целью преодолеть страх смерти и обрести доступ к эзотерическому знанию о природе, Вселенной и человеке. Мифологической основой для ритуала трансформации служила история убийства и расчленения Осириса братом Сетом и последующего воскресения после мифического действа, выполненного его сестрой Нефтис вместе с женой и сестрой Осириса Исидой.

Древняя Греция изобиловала мистериальными религиями и священными обрядами. Элевсинские мистерии, проводившиеся каждые пять лет в Аттике, основывались на эзотерическом толковании мифа о Деметре и ее дочери Персефоне. Похищенная хтоническим богом Плутоном Персефона была вынуждена каждый год проводить шесть месяцев в подземном мире. Этот миф, рассматриваемый, как аллегория, касающаяся сезонных циклов природы, стал для посвященных в Элевсинские мистерии символом духовных битв души.

Орфический культ основывался на легенде об обожествленном фракийском певце Орфее, предпринявшем неудачную попытку освободить свою возлюбленную Эвридику из тьмы подземного мира. Он сам трагически погиб, будучи разодран в клочья киконианскими женщинами за вмешательство в вакханалию. Согласно легенде, его оторванная голова, выброшенная в Гебр, продолжала петь и предсказывать будущее. Вакхические и дионисийские обряды концентрировались вокруг истории молодого Вакха, расчлененного Титанами, а затем воскрешенного Афиной Палладой после того, как та спасла его сердце. В дионисийских обрядах их участники стремились к отождествлению с убитым и воскресающим богом, достигая этого с помощью употребления пьянящих напитков, ритмических танцев, пожирания сырого мяса животных. Фригийские мистерии справлялись во имя бога Атиcа, оскопившего себя под сосной, умершего и воскрешенного великой матерью Кибеллой.

Ритуальная процедура, практиковавшаяся во Фригии, включала в себя сакральный прием пищи, во время которого неофит ел из барабана и пил из цимбал. Потом он натирался кровью быка; посвящаемого поили исключительно молоком. Мистерии Адониса ежегодно справлялись во многих частях Египта, Финикии и Библоса. Согласно легенде, Адонис родился из миррового дерева, в которое боги превратили его мать Смирну. Его рождению помогал дикий вепрь, ставший таким образом повитухой Адониса; однако он же принес ему смерть. Адонис скончался после того, как его смертельно ранил, пронзив клыками, этот зверь. В ходе мистерий Адониса, неофит проходил через символическую смерть бога и воскресал с помощью жрецов.
В нордической традиции убиваемым и воскресающим богом был любимый сын Одина - Бальдр. Согласно мифу, он был молод и прекрасен, а также являлся единственным миролюбивым божеством Валгаллы. Обманщик Локи, персонифицированное зло, подсунул слепому богу судьбы Хеду омеловую стрелу, единственное оружие, могущее причинить вред Бальдру, которой тот и был сражен. После многих усилий убитые горем боги нашли способ воскресить своего любимца. В процессе мистерий Одина неофит выпивал освященный мед из кубка, сделанного из человеческого черепа. Подобно Бальдру, посвящаемый проходил через тяжелые сакральные испытания в девяти подземных палатах и, в конце концов, мог открыть тайну Одина, наиболее хранимую из тайн природы и человеческой души. В друидических мистериях Британии, граница между символической и физиологической смертью была весьма зыбкой. После помещения испытуемого заживо в гроб, последний укладывали в открытую лодку и сталкивали в море, изображая таким образом смерть бога Солнца. В этом необычном и тяжелом испытании гибли многие посвящаемые. К тем же, кто переживал этот суровый ритуал, относились как к заново рожденным.

Приведенные выше примеры, безусловно, не исчерпывают описание мистериальных религий. Схожие ритуальные действия, акцентированные на смерти и возрождении, существовали также в различных видах в митраизме, в герметической традиции, в Индии, на Тибете, среди африканских племен, в доколумбовых и современных обществах американских индейцев, а также во многих других культурах мира. Подобные ритуалы практиковались также в ходе посвящения в разные секретные общества всех времен.

Несколько конкретных примеров событий, происходящих во время мистерий смерти и возрождения покажут, насколько сильно они напоминают феноменологию психоделических сеансов с перинатальным содержанием. Эдуард Шюре в "Великих посвященных" приводит яркую реконструкцию процесса посвящения в египетские мистерии Исиды и Осириса. Согласно Шюре, суровые ритуальные испытания начинались с прохождения по узкому коридору тайного убежища, освещаемому факелами. С обеих сторон этого зловещего помещения располагались устрашающие статуи с человеческими телами и звериными головами. В конце коридора находилась мумия и человеческий скелет, охраняющие дыру в стене. Неофиту вручался небольшой зажженный светильник, и он проникал в это отверстие, которое было столь узко, что приходилось карабкаться на четвереньках. Затем дверь за ним затворялась, и дальнейший путь пролегал в темноте. В конце прохода находилась дыра наподобие ствола шахты, ведущая к лестнице, исчезающей в вертикальном отверстии. Спустившись к нижней из перекладин, неофит обнаруживал, что висит над ужасающей бездной. Тревожно размышляя о своем весьма затруднительном положении - о невозможности вернуться наверх и о таинственной черноте внизу, - он замечал справа расщелину и ступени. Он избегал пропасти; спиральная, высеченная в скале лестница вела его в огромный зал, расписанный символическими фресками, а пастофор, хранитель священных символов, объяснял ему значение изображений.

Следующая фаза испытания начиналась в длинном узком коридоре, в конце которого светилась раскаленная докрасна печь. Дверь за неофитом захлопывалась, и перед ним вставала задача пройти сквозь огонь. Обретя достаточно мужества и приблизившись к пылающему горнилу, он видел, что это - оптическая иллюзия, создаваемая горящими чередующимися смолистыми поленьями, положенными на железную решетку. Путь, пролегающий между поленьями, позволял быстро миновать их.

Затем следовало испытание водой. Посвящаемый сталкивался в бассейн, наполненный черной, стоячей водой, после чего два помощника вытаскивали его в слабо освещенный грот. Здесь его купали, досуха вытирали и умащали изысканными благовониями. Отдыхая, он слушал игру арф и флейт. Нубийка, одетая в темнокрасное одеяние и украшенная прекрасными драгоценностями, приближалась к нему, символизируя самое женскую чувственность. Если он уступал искушению и не выдерживал испытания, то на всю жизнь оставался рабом в храме. Если же успешно проходил эту последнюю стадию, его с триумфом препровождали в святилище Исиды, где он должен был принести обет молчания и покорности перед колоссальной статуей богини.

В "Обелиске франкмасонства" Джон Е. Вейсс приводит описание Элевсинских мистерий древней Греции. Он изображает обстановку начала мистерии, как пронизанную чувством абсолютного хаоса и ужаса, сопровождаемую слепящими вспышками света и оглушающими раскатами грома. Согласно рисуемой им картине, помещение словно трясется и охвачено огнем; отвратительные приведения скользят по воздуху, вопя и стеная; всюду слышны пугающие звуки и завывания. На фоне этих инфернальных сцен появляются таинственные призраки, представляющие посланников различных яростных божеств: Мучения, Безумия, Голода, Болезни и Смерти. В то время как трепещущие новообращенные продвигаются среди ужасающего представления, отражающего страдания этой жизни, а также муки испытываемые в Тартаре, они слышат торжественный голос иерофанта, демонстрирующего и объясняющего символы высшей божественности. Внезапно все меняется, и вместо ужасных образов появляются ясный свет и различные знаки блаженства. Таким образом, община посвященных в Элевсинские мистерии пережила в короткое время и на ограниченном пространстве "беды Земли, мучения Тартара и счастье Элизиума".

Повсеместное историческое и географическое распространение трансформирующих ритуалов, концентрирующихся на проблеме смерти и возрождения, и их психологическое значение для отдельных людей, групп и целых культур предполагает, что они должны отражать фундаментальные потребности, коренящиеся в человеческой природе. Таким образом, изучение этих ритуалов и углубленное понимание процесса смерти-возрождения представляет большой теоретический и практический интерес. В большинстве доиндустриальных обществ и древних цивилизаций существовали сильнодействующие ритуалы, имеющие целью преобразить и освятить отдельных лиц, группы людей или даже целые культуры. Эти трансформирующие события, называемые антропологами "обрядами перехода", крайне важны для обсуждения символического переживания смерти и возрождения. Целью обрядов перехода является создание условий для полного переформирования личности. Данный процесс включает в себя не только изменяющиеся психологические или социальные компоненты, но и основные философские и духовные параметры человеческого существования. Эти обряды совершаются во время важных изменений в жизни человека или целой культуры. В рамках личной и биологической истории они зачастую совпадают с важнейшими психологическими изменениями и могут иметь место в момент рождения, достижения половой зрелости, первого уровня взрослости (совершеннолетие, вступление в брак, рождение ребенка), второго уровня взрослости и наступления смерти.

Практики инициаций являются по своей сути антропокосмическими уподоблениями. Их смысл-освящение физиологической жизни человека, возможность преобразовать повседневный опыт и прожить его на новом надличностном уровне и тем самым участвовать в святости Мира.

Всякое космическое существование обречено на переход: человек переходит от до – жизни к жизни, а затем к смерти. Следует уточнить, что все эти ритуалы и символы перехода отражают специфическую концепцию человеческого существования: родившись, человек еще не завершен, он должен родиться еще раз, духовно; он окончательно становиться человеком, только переходя от несовершенного, эмбрионального состояния к совершенному, взрослому. Одним словом, человеческое существование обретает полноту посредством серии обрядов перехода, которые в конечном счете есть нечто иное, как последовательные посвящения. Одновременно ритуалы инициаций отображают законы космического существования и мирового порядка. Участвуя в них,человек попадает в духовное измерение своей жизни и оказывается сопричастным Миру, постижению Божественного в других и в себе самом.

М. Элиаде полагает, что в процессе инициатических практик происходит трансформация человеческого состояния, появление сверхчеловеческого существа, способного постигать проявления Божественного[4,330]. а представители юнгианской аналитической психологии считают, что инициация есть не что иное, как переход индивида из одного статуса в другой, в частности включение в некоторый замкнутый круг лиц и обряд, оформляющий этот переход. Здесь делается акцент на двух сторонах одного явления — на внутреннем содержании и внешней форме.

С точки зрения содержания, то есть в психологическом смысле, инициация возникает тогда, когда человек осмеливается действовать вопреки природным инстинктам и открывает в себе воз можность движения по направлению к сознанию. Сложность обрядовых церемоний предполагает переключение психической энергии от рутинных занятий на новое и необычное дело. С инициируемым происходит онтологическое изменение, что позднее находит свое выражение в осознанной перемене внешнего статуса. Но самое главное, что в процессе инициации человек приобщается не к знанию, а к тайне. Эта причастность к тайне указывает на нуминозный аспект явления инициации. Замечено, что обряд инициации — это всегда «таинство», «мистерия», сопровождаемые многочисленны ми религиозно-мистическими атрибутами и строжайшим сохра нением тайны. Совокупность обрядов и устных наставлений имеет своей целью радикальное изменение религиозного и социального статуса посвящаемого. В терминах философских посвящение равнозначно онтологическому изменению экзистен циального состояния. К концу испытаний неофит обретает совершенно другое существование, чем до посвящения, он ста новится другим: посвящение вводит неофита одновременно и в человеческое общество, и в мир духовных ценностей, мир сакрального.

Трансперсональный подход позволяет взглянуть на все инициатические ритуалы, все обряды перехода традиционных культур как на ситуации прямого контакта индивида (группы) с недоступными в обыденной жизни (перинатальными и трансперсональными) слоями психики; нейтрализовать таящиеся там негативно-разрушительные паттерны и интегрировать позитивно-креативный потенциал. Иными словами, весь комплекс ритуалов конкретной культурной традиции выступал в роли психотерапевтического алгоритма, интегрирующего все слои человеческой психики.

Инициация в традиции является тем доступным человеку инструментом – магическим инструментом – который позволяет ему умереть по одну сторону от границы и возродиться по другую – в другом качестве, в другой категории лиц. Живое существо сохраняет в себе активность постоянной индивидуации: "он не только результат индивидуации, но и театр индивидуации. В нем существует режим внутреннего резонанса, вызывающий постоянную коммуникацию и метастабильность, которая является условием жизни." "Самое стабильное состояние - это состояние смерти: это состояние разрушения, начиная с которого невозможна более никакая трансформация без вмешательства внешней энергии в разрушенную систему". Ситуация метастабильности связана таким образом с потенциальной энергией какой-нибудь системы. Живое существо, в частности человек, не располагает каким-то стабильным элементом, в которой никакая трансформация не являлась бы возможной. Он обладает тем, что Симондон называет трансдуктивной целостностью , т.е. он может перемещаться по отношению к самому себе, выводить себя за пределы с той или с другой стороны своего центра.

. Инициации традиционно представляют условия для развития личности, ее персонализации.


При моделировании психотехники инициации мы ориентировались на три основных блока переживаний: а) биографический, б) перинатальный, в) собственно трансперсональный.
Первый, биографический, является общим для всех психологических подходов, и трансперсональную модальность здесь выделяет разве что интенсивность и многогранность, «голографичность» вновь переживаемых жизненных ситуаций. Так как данную инициацию проходили женщины и изначальный психологический запрос формулировался как потребность в обретении женской идентичности, биографический блок отыгрывал темы детско-родительских отношений и проблемы ранней и зрелой сепарации.
«Перинатальная» область охватывает период внутриутробного существования (от полных шести месяцев развития плода), во время родов и непосредственно после них. Именно эта группа переживаний, будучи небывало интенсивной и на психическом, и на соматическом уровнях, экстремально-переходной (индивид гибнет как плод и (воз) рождается в этой жизни), становятся «точками сборки» тех паттернов, которые скрыто, неявно из недоступных повседневному сознанию областей психики, управляют поведением и мировосприятием личности. Перинатальные переживания проходили через весь этап инициации, отыгрываясь в мотивах нахождения в воде, повторного рождения , перерезания «пуповины». Наконец, третий блок: трансперсональные переживания. Сюда, прежде всего, мы можем отнести архетипические образы, которые с одной стороны символически связанны с той или иной стадией родов (эти образы, как правило, воспринимаются параллельно с перинатальной динамикой), а с другой – являются антропокосмическим уподоблением человека и его бытийности:

· опыт внетелесного, «стереоскопического» восприятия происходящего (индивид переживает трансперсональный процесс, одновременно наблюдая за происходящим со стороны);

· интроскопическая регрессия: отождествление с более ранними стадиями развития зародыша, с существованием на клеточном уровне, и т. д.;

· генетическая память (память предков, в том числе и тех, о которых индивид имел весьма отдаленные представления или же не знал вообще);

· расовая и общечеловеческая память (отождествление с человеком (группой), с которой индивид не имеет никаких кровнородственных или же культурных связей; сюда же можно отнести категорию переживаний, которые, за отсутствием более адекватной терминологии, можно описать как «память о прошлых воплощениях»);

· филогенетическая память (отождествление с животными и растениями и (или) коллективными «душами» тех или иных растительно-животных видов);

паранормальная феноменология (выход за пределы пространства и времени, ясновидение, яснослышание, раскрытие потенциала предвидения), расширение сознания до космических масштабов: ощущение единства с Природой; симбиотическое единство с одушевленной Вселенной; видение света (фотизм); состояние, которое знакомые с восточными психофизическими практиками описывают как «нирвану», «самадхи», «сатори»[4].


Трансперсональный блок инициатического процесса осуществлялся через проживание испытуемыми ритуала символической смерти, уподобление животным, длительное нахождение в одиночестве ( депривация) , отождествление себя с небесным светилом,обращение к 4-м стихиям, плетение канвы будущего.

Эти этапы соотносятся с традиционными этапами всех инициатических практик, вне зависимости от их прикладного значения и культуральной принадлежности.

Арнольд ван Геннеп, автор раннего исследования данных обрядов, описал их, как три последовательные стадии: отделение, переходный период, воплощение. На стадии отделения человек выводится из привычных ему социальных связей. Неофит должен быть полностью изолирован. Период отделения может сопровождаться печалью об утрате прежнего стиля жизни. Во время его прохождения важную роль играет чувство страха перед неизвестным, Эта стадия соответствует биографическому блоку переживаний, решает проблемы сепарационной тревоги, которая сопровождается амбивалентными потребностями автономии-принадлежности. Для успешного прохождения данного этапа с испытуемыми были проведены психотехники, способствующие высвобождению агрессивного потенциала, необходимого для осуществления отделения от родительской подсистемы и детско-подрасткового образа себя, а потребность принадлежности реализовалась через включение себя в категорию неофитов, проходящих посвящение. Однако на данном этапе должен существовать определенный уровень тревоги и страха перед неизвестным неожиданным, который может быть спроецирован на непривычность этого неведомого мира. Именно страх часто побуждает неофита покинуть пределы цепляющегося за предсказуемость жизни эго. Эта задача решается на подготовительном этапе инициационного процесса, когда участникам рассказывают о предстоящих испытаниях, отвозят в незнакомое место в состоянии дезориентации и создают необычный антураж при проведении инициации. По мере прохождения неофитом первого этапа и постижения мифологии и космологии женской культуры, начинается его подготовка к более активным аспектам обряда перехода . М. Элиаде охарактеризовал этот период как символическое умирание, возврат в космологическом смысле в зародышевое состояние, преодоление мирского, неосвященного, свойственного естественному человеку.

Распространённый сценарий инициации - символическая смерть посвящаемого и его последующее возрождение в новом качестве.. Согласно различным мистическим школам люди, пережившие смерть или смертельную опасность и возвратившиеся к жизни, называются дважды рожденными, озаренными, посвященными Посвященный – это не только «новорожденный» или «воскресший»; он человек, который знает; ему открыты тайны. Мистерии смерти-возрождения проводились только в глубине лесов и мраке пещер. В этих местах, далеких от людских поселений, неофитов просвещали относительно происхождения Вселенной, личностей богов, законов природы, секретов оккультной медицины, таинств небесных тел, магии и волшебства.

Отправление культа Митры свершалось в пещерах. Эти пещеры были украшены знаками Зодиака: Рака и Козерога. Зимние и летние солнцестояния были в центре внимания как ворота для душ, "входящих в этот мир или восходящих к Богу». Египетских инициатические Мистерии проводились в подземных помещениях и подземных ходах–лабиринтах. Скандинавские Мистерии Одина проводились в пещерах, число которых было равно девяти и которые представляли Девять Миров Мистерий. Схожие закономерности наблюдаются и в другом фольклорном материале – волшебной сказке. Так В.Я.Пропп (В.Я.Пропп, 1998), обобщая сказочный материал, приходит к выводу о наличии двух циклов в сказке – цикла инициации и цикла смерти, которые сливаются в один. При этом к ним относятся мотивы попадания или изгнания в лес, посещения иного царства (часто подземного). Пребывание в пещере один из самых распространенных элементов инициатического путешествия (Одиссей и циклоп) Пропп рассматривает обряд инициации в целом как побывка в стране мертвых.

Резюмируя, можно сказать следующее, многие инициатические ритуалы

древности проходили в пещерах, подземельях, подвалах храмов или лесах. Все они, так или иначе, были связаны с обыгрыванием мотива смерти (и воскрешения). Таким образом, можно сделать вывод о том, что пребывание в лесу или подземелье имеет глубокую психологическую связь с мотивом смерти, которая проявляет себя в соответствующих формах проведения ритуалов. Смерть неофита означает возврат в эмбриональное состояние в смысле не только физиологическом, но и космологическом; зародышное состояние равноценно временному возврату к состоянию доформенному, докосмическому.Но лес и подземелье могут также означать глубины бессознательного, куда необходимо обратиться для последующих изменений.


В нашем варианте проведения инициации символическая смерть была представлена во-первых местом проведения обряда ( основываясь на ранних описаниях инициаций, местом проведения был выбран лес в ночное время суток ), а также процессом сжигания вещей, олицетворяющих детство и прошлую жизнь испытуемого, обрядом «выметания» прежних привязанностей , отказом от имени и небольшим порезом руки. Порез в данном случае носит двойную смысловую нагрузку. С одной стороны он является элементом стигматизации как необходимой части процесса инициации, с другой- выход за пределы телесного эго, преодоление привычных ограничений, опыт внетелесного, «стереоскопического» восприятия себя, и поэтому возможные эффекты, оказанные им, так же будут принадлежать к области трансцендентного. В описаниях инициатических практик различных народов можно встретить ритуал надрезания или обрезания.

На второй стадии, именуемой ван Геннепом переходной, неофит переходит от интеллектуального обучения к непосредственному соприкосновению с плотью мифов. По М. Элиаде это возврат к хаосу, возможности космогонии, разрушению устаревших личностных структур. Психический хаос-это знак того, что вот-вот должна возникнуть новая личность. Эту стадию следует рассматривать как с точки зрения внешних символов и действий, обрамляющих прохождение испытания, так и с позиции переживаемых субъективных впечатлений. Именно в течение переходной фазы используются всевозможные методы для расширения сознания посвящаемого путем снижения или полного снятия психологических барьеров, отделяющих сверхъестественный мир от обыденного. Подобного рода методики включают в себя лишение сна, пост, изнурение плоти, активное воздействие на слух и зрение, социальную изоляцию, гиперактивацию, коллективное воздействие, внушение. Происходит взаимодействие с разрушительной силой, когда посвящаемые предаются различным формам необузданности через нарушение общепринятых форм поведения. Психологический смысл этого действия-ослабление страха человека перед хтоническими силами. Объединяя символическое действо, разыгрываемое внутри, и внешние культурологические символы, обрамляющие данное событие, неофит испытывает, а, в конце концов, глубочайшим образом постигает суть всех обрядов перехода: можно продраться сквозь хаос пограничных состояний и муки смерти, пройти через переживание полнейшего уничтожения и выйти из этого процесса обновленным и возрожденным. Обучающее воздействие такого переживания весьма глубоко, оно затрагивает не только интеллект, но всю психобиологическую структуру организма. Между событиями внешнего мира и компонентами непосредственного окружения, с одной стороны, и внутренним опытом человека, с другой, происходит диалектическое взаимодействие. Подобное смешение осознаваемого содержания подсознания с культурологической символикой, относящейся к обновлению, приводит к образованию у индивида глубочайшей сообразности и внутренней согласованности. В инициатических практиках этот период ознаменовывается извлечением души из тела неофита и помещения его на хранение в тотем. Как правило, жизнь первобытного человека была связана с двумя тотемами – половым и клановым. Однако у некоторых народов тотемов было больше, они выполняли различные функции. Во время инициаций осуществлялась связь с внешней, лесной душой, для путешествия в мир бессознательного хаоса, реализации подавленных влечений, обмена жизненной энергией между человеком и тотемом. В женских инициациях в качестве животного alter-ego часто использовались образы животных, несущие традиционно мужские характеристики, что с одной стороны позволяло неофиткам выйти за пределы социальных ограничений, легализовать свое агрессивное начало, разрушить прежний образ себя, с другой- осуществить конъюнкцию, союз противоположностей для появления новых возможностей жизненной реализации. Женщина умирала в качестве человека и возвращалась в жизнь в качестве животного. Для реализации этого процесса широко использовался обряд побратимства, связывающий жизнь женщины с тем или иным видом животного. Он заключался в смешивании крови животного и человека. Мы осуществляли этот этап на символическом уровне.

В качестве тотемного животного была выбрана волчица для наилучшего связывания с архетипом Первозданной Женщины, который включает в себя Мать-Созидательницу- Богиню и Мать Никс-повелительницу смерти, всего темного и грязного. Это воплощение неискоренимой и дикой Самости, познать которую можно через погружение в коллективное бессознательное или объективную психику, как называл ее Юнг. Это последнее он считал местом,где берут начало биологический и психологический миры, доступно соединение с трансцендентным. В инициатических практиках это и есть состояние хаоса. Доступ к этому уровню психики возможен через принятие и переработку символов. Образ Волчицы является универсальным для сакрального познания архетипа Женщины, так как соединяет в себе позитивную и негативную символику, ассоциируется с сексуальностью, материнством, плодородием, предками, познанием через опыт, но также с разрушением, развратом, хаосом ,духами, сопровождением душ в загробный мир. Также через волка осуществляется мистическая связь с Луной , которая является выразительным космическим образом земных циклов в животном и растительном мирах ( рождения, роста, старения, умирания и возраждения ) , а также символизирует оккультную силу, интуицию и эмоции, управление человеческой судьбой. Даосизм сравнивает Луну с оком духовного знания в темноте невежества. Полная Луна несет в себе символизм плодородия.

Технически процесс прохождения стадии хаоса в нашей модификации инициатической практики повторял реализацию этого этапа в мистериях женских инициаций, связанных со вступлением в тайные женские союзы и включал в себя превращение в волчицу при помощи наставника и ранее посвященных, нарушение запрета, длительное нахождение в одиночестве в диком лесу, имитируя поведение волка, установление связи с Луной для получения особых способностей, ознакомление с женской мифологией, распутывание нити жизни,которое представляет собой изменение негативных жизненных сценариев и неадаптивных интроецированных установок. Существует четкая параллель между выделенной Ван Геннепом стадией отделения и переживания одиночества, изоляции и отчуждения, столь характерными для матрицы "отсутствие выхода", действующей на перинатальном уровне. Переживаемое в данном контексте ощущение хаотизации еще больше подчеркивает сходство. В этом случае выделяемая Ван Геннепом стадия процесса перехода соответствует переживанию борьбы смерти и возрождения и последующему преодолению.

Вышеназванные психотехники позволили нам решить задачи антропокосмического уподобления испытуемых , проживания опыта внетелесного, «стереоскопического» восприятия происходящего (индивид переживает трансперсональный процесс, одновременно наблюдая за происходящим со стороны); филогенетическая память (отождествление с животными и растениями и (или) коллективными «душами» тех или иных растительно-животных видов); реализации паранормальной феноменологии (выход за пределы пространства и времени, ясновидение, яснослышание, раскрытие потенциала предвидения), расширить сознание до космических масштабов: ощущение единства с Природой; симбиотическое единство с одушевленной Вселенной.

Третьей стадией в триаде ван Геннеда является стадия воплощения. Она включает в себя возвращение человека к его непосредственному социальному окружению. Однако посвященный отличается от недавнего неофита. Покинувший место посвящения обладает новой концептуалистикой, измененными взглядами на мир, иным статусом и кругом обязанностей, вступая в жизнь на другом, более высоком уровне. Тщательный анализ внешней и внутренней символики, возникающей в ходе обрядов перехода показывает, что их существеннейшие компоненты тождественны ранее описанным феноменам перинатального типа. Во время обряда инициации перехода символика духовной смерти и возрождения может переплетаться с определенными биологическими элементами. Посвящаемые зачастую раздеваются донага, им сбривают все волосы на теле, а на голову льют кровь жертвенных животных. В этих ритуалах нетрудно разглядеть сближение с положением новорожденного . Сходство между обрядами перехода и перинатальными явлениями может рассматриваться не только в пределах их специфического содержания, но и с точки зрения общей структуры и действующих там схем. Стадия воплощения обладает аналогией в перинатальной сфере, заключающейся в следующем за смертью эго возрождением, что отражает объединение матери и ребенка на новом уровне. Следовательно, мы можем рассматривать обряды перехода в качестве структурированных событий, в рамках которых индивид сталкивается, переживает и исторгает значительные энергии, глубоко в подсознании связанные с матрицами рождения.

Для реализации третьей стадии инициации мы использовали символику воды, перерезания пуповины, обрезания локона волос, натирания тела аромомаслами, плетение нити новой жизни с использованием бусин жемчуга, получение нового сакрального имени.
Символики внутренних переживаний и внешних изображений могут объединяться в ходе ритуальных действий взаимоусиливающим образом, приводя как к колоссальному личному, так и к коллективному переживанию. Именно в ходе подобных обрядов преображения границы личности раздвигаются до степени включения в себя не только социальной среды, но и сверхъестественных сфер, а также сакральных существ, населяющих запредельные миры. Область данных переживаний имеет многочисленные параллели с трансперсональными явлениями. Введение человека в духовную историю его культуры, в некую космогонию, повторяемую в рамках каждого посвящения, приводит неофита к соприкосновению с древнейшей сакральной традицией и пониманию непосредственного отношения этой традиции к его психике. Именно обновление сакральной природы индивида и его контакт с важнейшим творческим импульсом космоса наполняет существование новым смыслом.


Доступ к духовной жизни всегда предполагает смерть для мирской жизни, за которой следует новое рождение. Таким образом, любая инициация, предполагающая сохранение этой структуры, обнаруживает космогоническую значимость для посвящаемого, способствуя его прорыву в духовный модус существования.

Мы проводили практики инициаций с химически зависимыми лицами в условиях закрытого реабилитационного центра, молодыми женщинами в возрасте от 20 до 30 лет, испытывающими сложности в принятии некоторых аспектов своей женской идентичности, а также с людьми, находящимися в состоянии духовного кризиса, включающего в себя проблемы, связанные с невозможностью реализовать себя, наличие аутоагрессивных тенденций. Формы проведения практики инициаций были различны в зависимости от специфики проблемы основного состава участников, однако основные структурные компоненты, приведенные выше, были сохранены.

Мы предлагаем вашему вниманию самоотчеты участников тренинговой группы, проходивших ритуал женских инициаций. Данное посвящение имело целью получения доступа к священному, которое заключено в самом состоянии - быть женщиной.

К.В. Почему решила пройти женскую инициацию?

- Ощущала себя незрелой. Испытывала трудности в отношениях с мужчинами, неуверенность в себе.

Что переживала во время инициации (чувства, эмоции, переживания)?

- Ощутила единение с силами природы. Осознала свою агрессивность, смогла ее выразить и принять. Испытала сильное облегчение, когда проходила инициацию, ощутила себя самостоятельной, полной энергии, способной приспосабливаться к различным условиям внешней среды и изменять ее.

Что получила в результате?

- Стала лучше чувствовать и понимать свое тело, распознавать телесные потребности. Стало проще проявлять и распознавать свою агрессию. Появилась уверенность в себе, ощущение какой – то стабильности внутри самой себя и во внешней среде. Лучше ощущаю свою индивидуальность и уникальность, принятие своей сексуальности. Ощущение того, что я стала самостоятельнее, независимее от окружающих. Появилась уверенность в том, что я сама способна решить любые свои проблемы.

В.Л. Почему решила пройти женскую инициацию?

- захотелось личностных изменении, слабое принятие женственности, хотелось ускорить этот процесс, было интересно, узнать, что это такое . Что переживала во время инициации (чувства, эмоции, переживания)?

- Было страшно, испытывала замешательство, в конце удовлетворение, появилось много энергии, сил.

Что получила в результате?

- Первое ощущение – эйфория, изменения пошли в жизни. Потом стало тяжело, непереносимо от слишком многих изменений. На данный момент спокойно принимаю их, так как вначале было сильное сопротивление к тому, что происходило.

К. Ю. Почему решила пройти женскую инициацию?

- просто любопытно было, что- то необычное. И еще появилось внутреннее побуждение, захотелось переродиться заново(из девочки во взрослую женщину)

Что переживала во время инициации (чувства, эмоции, переживания)?

- были разноплановые чувства; страх, что не справлюсь с заданиями. Что у меня не получится; был интерес, очень захватывающий процесс, появился азарт.

Что получила в результате?

Чувствовала, что выложилась, на что могла. Был период когда ощущала свое перерождение, какое – то внутриличностное развитие. Когда иду по улице и чувствую, что во мне есть сила, что я способна на многое, я целостная. Могут быть и одна и в стае. Я распоряжаюсь своей судьбой.

Выводы.

В рамках статьи невозможно полностью рассмотреть вопросы, связанные с решением проблемы подхода к духовному развитию человека в психологии. Полагаем,что мы попытались лишь отчасти осветить здесь некоторые наиболее существенные ее аспекты. Инициация прежде всего связана со знанием трансцендентного порядка, знанием, которое ведет к новому, высшему способу существования. Это знание на каждом из этапов жизни новое. В инициации один общий знаменатель: они выводят человека за пределы его обыденной жизни, поскольку имеют духовную природу. В результате принятия нового опыта у человека меняется онтологичекий статус - он становится открыт для мира Духа.

Можно выделить главное, что инициации носят в том числе и психологическую нагрузку, заполняют своеобразную психологическую брешь в психотехнических возможностях духовного становления человека. Мы полагаем, что использование инициацических практик в психокоррекционном прцессе может значительно повысить эффективность работы и способствовать повышению уровня личностной интеграции и субъективного улучшения качества жизни клиента.